Эдуард Кондратов - Без права на покой [Рассказы о милиции]
— Я заметила. И сразу же позвонила вам на работу. Мне сказали, что вы больны. Вот мы и заявились...
— И прекрасно сделали. Вы прямо оживили меня, честное слово. Но как же все-таки премьера?
— Ничего. Принимали, во всяком случае, шумно. Но я не играла.
— Не играли? Почему?
— То есть как почему? Как будто это зависит от меня. Не поставил Игорь Захарович — и все. Я же, по сути дела, дублерша, второй состав.
— Странно... — задумчиво сказал Георгий Георгиевич. — А мне он гарантировал, что вы будете играть. Неужели забыл? Вообще-то на него похоже. Он будет завтра в театре?
— Конечно. У нас с утра репетиция.
— Пожалуйста, Оленька, передайте ему, чтобы он позвонил мне. Часов в двенадцать. Скажите, я жду его звонка.
— Хорошо... — неуверенно проговорила девушка. — Только... если это насчет меня, то, ради бога, не надо!
— Что вы, Оленька! Разве я могу вмешиваться в дела заслуженных деятелей искусств? Что я за меценат такой?
— Этого я не знаю. Но почему-то все, что вы предполагаете, становится фактом.
Орбелиани пожал плечами.
— Но это же вполне понятно. Просто Игорь Захарович немножко прислушивается к моему мнению — как зрителя, что ли. И потом — я неплохо знаю ваш театр. Вот и все.
— Хорошенькое «все»! — со смехом воскликнула девушка. — Мальчики, поверьте мне: это страшный человек! У нас актеры стараются понравиться в первую очередь ему, а уж потом режиссеру.
— Ох, уж эти мне актерские языки! Злее крапивы, честное слово!
Тем временем Саша снова вернулся к бару, с любопытством разглядывая выставленную там посуду.
— Богатый у вас арсенал, Георгий Георгиевич! — Он внимательно рассмотрел один фужер на свет. — Это что же — чешское стекло?
— Нет, Саша, на этот раз ошибаетесь — настоящий хрусталь. Причем отличный, уверяю вас. Только сделано грубовато...
— Отечественный?
— Ну, что вы! Импорт, конечно. Не помню только чей. Давно покупал, лет пятнадцать назад. Сейчас ведь хорошего хрусталя не найдешь. Но вы смотрите далеко не лучший экземпляр. Там как будто есть и поинтереснее...
— Я вижу, — сказал Саша, закрывая бар. — Завидую я вам, Георгий Георгиевич. Как-то вы удивительно обставили свою жизнь. Все у вас красиво.
— Э-э, Саша, — метнув на него острый взгляд, спокойно сказал Орбелиани. — Поживите с мое — и у вас все будет не хуже. Важно только приобретать эти блага трудом — тогда они вдвойне дороже будут. Кстати, говорят, что вы поймали лжемиллионера? С медными побрякушками под золото?
— Нет, почему же? — удивился Саша. — Золото вполне настоящее, есть заключение экспертизы. Это мы сначала думали, что медяшки, — торопливо добавил он, заметив негодующий взгляд девушки. Геннадий, сидевший за журнальным столиком и что-то листавший, встал:
— Однако пора и честь знать. Нам надо идти, Георгий Георгиевич.
Тот понимающе улыбнулся:
— Виноват, Геннадий. И приношу глубокие извинения. Вот оно — обывательское любопытство. Больше ни о чем не спрашиваю!
Глядя на простодушную, открытую, почти виноватую улыбку Орбелиани, Геннадий явственно почувствовал, что словесная прелюдия окончилась, что вот он начинается, главный разговор, из-за которого их и привели сюда. Вспомнив наставления подполковника: «ни в коем случае не преувеличивать свою роль — они не дураки, сразу раскусят, но и не давать им потерять интерес совсем», он спокойно сказал:
— Да не в этом дело, просто мы ведь этим делом почти не занимаемся, так что и сами пока не много знаем. Мы же, в сущности, новички...
— Но ведь это вы его задержали, так Оленька говорила? — Орбелиани неуверенно посмотрел на девушку, словно ища поддержки.
— Вот-вот... Кого задержать, привезти, увезти — это по нашей части. Мы же еще и года не служим, — словно оправдываясь, пояснил Геннадий.
Очень естественно Орбелиани, словно разговор о драгоценностях исчерпал себя, перешел на другую тему:
— Простите, а что вы окончили, если не секрет?
— Да какой же секрет? Школу милиции в Волгограде.
— Господи! Волгоград... Как это странно звучит. Досих пор не привыкну. Я там воевал еще совсем мальчишкой. В дивизии генерала Родимцева — не слышали такого?
— Как же не слышать? — удивленно воскликнул Саша. — В Волгограде-то?
Над головой хозяина вдруг вспыхнул филин и послышался веселый голос:
— Георгий Георгиевич, принимаешь?
— Аркадий Семеныч! — просиял хозяин. — Ради бога! Как будто тебя можно не принять!
Голос добродушно проворчал:
—Да уж, попробовал бы. Что у тебя тут?
— Три семерки.
— Узнаю старого пьяницу, — бормотал голос, — самый паршивый портвейн выбирает...
Дверь открылась, и в комнату вошел кинорежиссер Гнедых. Увидел Ольгу, ребят, заулыбался:
— Ого! У тебя компания. Стало быть, дадут выпить.
Он галантно подошел к девушке и поцеловал ей руку, сердечно поздоровался с ребятами. Затем без лишних слов налил себе рюмочку коньяку, лихо опрокинул ее в рот.
— Последний анекдот: присылает одному нашему вахлачку родственник из-за кордона бутылку виски и банку красной икры. Ну, тот все потребил и пишет ответ: самогонка, дядя, ничего, а вот клюква рыбой пахнет, пришлось выбросить.
Георгий Георгиевич засмеялся, закашлялся, схватившись рукой за горло. Еле выговорил:
— Самое смешное — виски и вправду напоминает самогон.
— Хуже! — подхватил Гнедых. — Я в прошлом году в Каире высосал на каком-то банкете целую бутылку — так неделю во рту керосин стоял. Хорошо, наши догадались «Столичной» отпоить! — Он коротко хохотнул. И вдруг, сразу посерьезнев, обратился к ребятам.
— Слушайте, парни, чего ваш шеф ломается — не дает следствие снимать? Я рассказал на телевидении — они там аж заплясали. И потом, ему что — плохо? Прославится на весь Союз, третью звезду на погон получит...
Вот покатилась чья-то звезда Вам на погоны, — пропела Оля.
— Всю, всю, Оленька! — мгновенно обернулся к ней Гнедых. — Я же ушибленный этой песней! Умоляю! «В небе горит, пропадает звезда. Некуда падать», — тихо пропел он. — Ну, Оленька.
Девушка сняла гитару, тронула струны, потом внезапно повесила ее снова на стену.
— Нет, не хочу петь. Я лучше почитаю немного, можно?
— Ну, Оленька, — заканючил было Гнедых, но хозяин решительно прервал его:
— Табу, Аркадий Семенович! В этом доме всякое принуждение исключается. Что это ты?
— А-а, забыл... принципы, — иронически произнес Гнедых, подмигивая ребятам. Но настаивать больше не стал, заметив, как нахмурился хозяин.
— Зажгите свечи, Оленька, — попросил Георгий Георгиевич.
— Убедите шефа, — наклонившись к ребятам, шепотом проговорил Гнедых. — Это же и в его интересах.
Саша с сомнением покачал головой:
— Попробуйте его убедить!
— Не простучишь? — тихонько постучав по столу, участливо спросил Гнедых.
— Нет, не то... — отозвался Саша. — Просто упрям. Да и кто мы такие — убеждать?
— Ну как — все же сотрудники. А впрочем, мы наверх стукнули. На него так нажмут — сам ко мне прибежит.
— Не прибежит, — сказал Геннадий. — Не надейтесь.
— Ну, посмотрим, — угрожающе сказал Гнедых. — Все под одним богом ходим.
— Тихо, публика, кончать суетные разговоры! — приказал хозяин, когда Оля уже зажгла свечи в подсвечниках и, выключив электричество, стала у портьеры — бледная в тусклом свете, таинственная и красивая. Читала она хорошо, тонко чувствуя мысль поэта.
Нет, ты мне совсем не дорогая,
Милые такими не бывают.
Сердце от тоски оберегая,
Зубы сжав, их молча забывают,
Целый день лукавя и фальшивя,
Грустные выдумывая штуки.
Вдруг взметнешь ресницами большими,
Вдруг сведешь в стыде и страхе руки... —
Я люблю, когда темнеет рано, —
Скажешь ты и станешь, как сквозная,
И на мертвой зелени экрана
Только я тебя и распознаю.
И, веселье призраком пугая,
Про тебя скажу, смеясь с другими: —
Эта мне совсем не дорогая.
Милые бывают не такими...
Внезапно снова вспыхнул над тахтой филин. Хозяин, разведя руками, — мол, ничего не поделаешь, — щелкнул переключателем, и из динамика сразу послышался молодой голос:
![Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]](/uploads/posts/books/242828/242828.jpg)
